Революционные настроения охватывают даже погоду: на Москву обрушивается невиданный снежный циклон, парализовавший железнодорожное сообщение, нарушивший работу телеграфа и телефонного сообщения. Москвичи крайне недовольны действиями властей и дворников, проигнорировавших стихию и не убиравших улицы.

Ленин продолжает раздражать и журналистов, и своих соратников призывами «целоваться» с немцами, а Керенский делает признание, что лучше бы он умер в первые дни революции. Пресса обеспокоена разгулом анархии, беспорядков и безобразий. Негодование, в частности, вызвал предшественник Pussy Riot сто лет назад исполнивший в храме «Марсельезу».

В это же время в Большом театре обнаруживается тайное окно, через которое осведомители подслушивали тайные собрания артисток, журналисты также подозревают, что оно использовалось для действий «пикантного характера».

РАПСИ продолжает знакомить читателей с правовыми новостями столетней давности. На дворе май 1917 года.

8 мая

Арцыбашев и Горький

В талантливом, ярком и сильном «открытом письме» М. Арцыбашев дает отповедь М. Горькому, ведущему одну из новых петроградских газет в типично «запломбированном» направлении.

Арцыбашев, прежде всего, цитирует слова самого Горького:

«Говорить правду – это искусство, труднейшее из всех искусств, ибо в своем чистом виде, не связанная с интересами личностей, групп, классов, наций, правда почти совершенно неудобна для пользования обывателя»…

- Но, - говорит Арцыбашев, - вы не обыватель, вы один из наших художников, писатель, один из тех, для кого обывательская метка «удобств» не существует и не должна существовать.

Говоря дальше о признании в свои молодые годы за Горьким звания «вождя» в то время, когда имя последнего «гремело в России, как первого среди писателей современной, родной литературы», Арцыбашев проводит параллель прежнего с последующим возвращением Горького с острова Капри в Россию: «Прошли года. Вы вернулись из ссылки, с чужого далекого острова, который заменил вам возможную Сибирь. И хотя, правда, за время вашей невольной оторванности от родины, потускнело ваше слово и ослабела связь с теми, которые когда-то считали вас своим вождем, но старая любовь не ржавеет, и многие из нас праздновали ваше возвращение, как праздник родной литературы.

Те партийные шоры, которые сузили ваш свободный взгляд художника и поэта, ту сухость партийного теоретика, которая отняла у ваших последних произведений прежнюю свежесть и сочность живой художественной правды, мы старались объяснить именно вашей вынужденной оторванностью от почвы и влиянием узко партийных кругов, в которых вы, как эмигрант, принуждены были вращаться».

Но вот свершился переворот, Россия освободилась от цепей рабства.

И Арцыбашев объясняет радостное чувство, которое охватило его при известии, что Горький становится «во главе большой газеты»:

«Ибо среди всеобщей смуты, в атмосфере классовой и партийной вражды, в воздухе, пахнущем кровью, накануне, быть-может, ужасов гражданской войны, так нужен, так необходим голос признанного авторитета, голос человека, в честности и смелости которого не может быть сомнений.

От вас мы ждали именно той «чистой правды», которая есть «самая лучшая и самая необходимая для нас правда».

И что же, по словам Арцыбашева, получилось? Вот что:

«Озлобленный фанатизмом, подголоском победителей, неуверенностью легкомысленного юноши, партийной фальшью и непостижимой лживостью зазвучал ваш голос!...

Я не знаю, во имя каких интересов, - партийных, классовых, личных или национальных, - бедная «чистая правда» изгнана со столбцов не только вашей газеты, но и ваших личных статей.

В погоне за дешевой популярностью, из страха ли перед партийными интересами, поддавшись дурману, присланному из Германии в запломбированном вагоне, - не знаю, но ложью и фальшью заполняете вы столбцы своей газеты».

Дальше идет откровенное описание «политической платформы» новоявленного ленинца – Горького: «Ведь еще так недавно вы писали в буржуазном «Русском слове, а сегодня уже провозглашаете буржуазию врагом и изменником делу свободы… Ведь чуть ли не вчера еще вы собирались выступать во главе газеты г. Виноградова, а сегодня присоединились к большевистской «Правде»… Ведь подписались же вы под протестом против немецких зверств, а ныне выражаете сомнение в плохом отношении Немцев даже к нашим пленным… Быть может завтра же все будет наоборот: статьи ваши из «Новой Жизни» перейдут в «Русское Слово», вы выступите на защиту буржуазии против крайних элементов, провозгласите войну до победного конца!.. Я не знаю, но предыдущее определяет последующее, и, в конце концов, все это не невозможно!..

Говоря о настоящих статьях М. Горького, Арцыбашев обращается к нему со следующей справедливой отповедью: «Вы, обвиняя какую-то никому неведомую «буржуазию» в попытках восстановить войска против демократии, пишете: «Всякая попытка навязать стране свою волю – волю меньшинства, приведет только к ненужным жертвам… Пусть подумает Временное Правительство о том, какую тяжелую ответственность оно возлагает на себя, провоцируя внутреннюю войну!»… И тут же, преувеличивая численность манифестантов недоверия, закрывая глаза на то, что лозунг «долой Временное Правительство!» не был поддержан ни большинством петроградцев, ни Москвой, ни крупными провинциальными центрами, ни глухой провинцией, утверждаете, что такова воля всей демократии, всего народа!.. Вы пытаетесь навязать волю меньшинства, и потому, что это меньшинство - ваши товарищи по партии. Вы уже не говорите о тяжелой ответственности, которой пугаете других!..

Вы пишите, что «каждый шаг Правительства упрочает положение Вильгельма и увеличивает военную мощь Германии, с которой наше Правительство не имеет средств бороться»... Помимо того, что это непонятный вздор, ровно ни на чем не основанный, кроме желания взять и мытьем и катаньем, эти строки кажутся написанными чернилами, привезенными в том же запломбированном вагоне, если не из Берлина, то, по крайней мере, из Циммервальда.

И, наконец, наполняя свою газету обвинениями и угрозами по адресу буржуазии и Временного Правительства, сея рознь и недоверие, вы пишете о «чистой правде», рожденной «стремлением к единству и не способной служить позорному делу разжигания ненависть и вражды»!..

(вечерняя газета Время)

Телеграмма адмирала Колчака

Главнокомандующий черноморским флотом адмирал Колчак в ответе на приветствие городской думы прислал городскому голове Н. И. Астрову следующую телеграмму:

«Прошу московскую городскую думу принять от черноморского флота и от меня глубокую благодарность за привет, идущий из сердца России и дающий нам силы и бодрость для защиты свободы и независимости отечества».

(вечерняя газета Время)

9 мая

Керенский

«Я намерен установить железную дисциплину в армии. Я уверен, что мне это удастся, ибо эта дисциплина будет дисциплиной долга перед родиной, дисциплиной долга чести, и ее цель – оградить права русского народа, независимость и внутреннюю свободу».